Городская Zебра

2004-03-15

Весельчаки мутного времени, или краткий курс великого мухомора

Андрей Ковалев

            В начале 1980-х в салоне каждого третьего такси можно было услышать странную музыкальную композицию, состоявшую из фрагментов различных произведений советской и мировой музыкальной культуры. Человек привычный мог расслышать кремлевские колокола, на которые накладывались песни модных групп Shocking Blue и ABBA, а также какая-то заунывная арабская музыка, веселенький эмигрантский шансон, некие молодые люди декламировали звонкими голосами безумные и ернические стихи. Таксисты на вопрос, что это такое, отвечали – «Золотой диск», знаменитой группы «Мухомор». Больше никто ничего об этой таинственной группе не знал. Проницательный Сева Новгородцев запустил «Золотой диск» в своей культовой программе на вражеской радиостанции «Би-би-си», предположив, что «Мухоморы» - какие-то загадочные московские панки. «Золотой диск» был также включен и в другую важную ротацию – составленный в Министерстве культуры список музыкальных групп, воспроизведение которых было категорически запрещено.

            Людей понимающих особо веселило то обстоятельство, что новые кумиры широких народных масс не были никакой рок-группой, музыкальными инструментами не владели, а некоторым попросту медведь на ухо наступил. А суперпопулярный «Золотой диск», попавший в золотой список Минкультура наравне с «Пинк Флойд» и прочей классикой, был всего лишь шуткой компании молодых людей, у которых идея стать поп-звездами родилась в качестве художественного проекта. «Мухоморы» устраивали удалые перформансы, издавали рукодельные книжки, писали развеселые картины, снимали фильмы на любительскую кинокамеру. И много еще чего делали такого, что не лезло ни в какие ворота. Все это они делали по одной причине – однажды они твердо осознали: «Наше главное произведение – это наше существование».

            Рубеж 1970-80-х был очень тоскливым временем, тусклым и тухлым. Кремлевские старцы бормотали что-то не вразумительное с экранов телевизоров, а на кухнях люди столь же уныло бормотали полушепотом нечто антисоветское. Как ни странно, но именно эта наводящая скрежет зубов атмосфера и вызывала у советской прогрессивной молодежи какое-то совсем уж безудержное веселье. По улицам ходили толпы хиппи и прочей прихипованной молодежи, а рок-концерты в клубах продвинутых научных институтов собирали немыслимое количество самой разнообразной публики. Умышленное дуракаваляние в особо крупных размерах стало нормой жизни в стране, стремительно погружавшейся в мутный абсурд. Поэтому ничего особенного «Мухоморы» не придумали – будущие математики сочиняли коллективные романы, а геологи вовсю отрывались на студенческих капустниках. Но в этой компании просто лучше других знали, как следует назвать подобного рода дурацкое и глубоко бессмысленное с точки здравого смысла времяпровождение.

            И даже решительное заявление Константина Звездочетова: «Мы не занимаемся искусством. Наше главное произведение – это наше существование», свидетельствовало только о том, что ребята попались очень серьезные. И выбрали в качестве ориентира для своего многообразного жизнеттвочества русский футуризм 1910-х годов, самый веселый эпизод в истории русского искусства ХХ века. Они даже свои акции, хеппенинги и перформансы называли старомодно-футуристически – «выходками».

            Итак все началось с того, что братья-близнецы Мироненко (Сергей – «Пупс», Владимир – «Фофа») и Свен Гундлах учились в знаменитой спецшколе № 16. По окончании этого элитного учебного заведения Пупс и Фофа продолжили образование на постановочном факультете школы-студии МХАТ, где и познакомились с Константином Звездочетовым, по прозвищу Маленький. В «выходках» участвовал и самый знаменитый сегодня московский дворник, Владимир Кара-Мурза, школьный товарищ Мироненок. Будущий неукротимый политобозреватель попал в мухоморские анналы в виде буквы «Й» на фотографии, где запечатлена акция с выкладыванием некоего русского слова из трех букв на снегу усадьбы Кусково. Во времена дружбы с «Мухоморами» началась и кинематографическая карьера Кара-Мурзы – во время перформансов именно этот ответственный человек фиксировал происходящее на узкопленочную кинокамеру. Учитель истории Кара-Мурза сохранил для потомства мухоморский архив, состоящий из кучи рукописных книжек, каких-то помятых листочков и мутных фотографий. (Сами художники, народ творческий и увлекающийся, как-то совсем не имели склонности к архивной деятельности.)

            Согласно официально распространяемой версии, творческое объединение «Мухомор» появилось на свет 24 марта 1978 года во время грандиозной пьянки по случаю празднования «Всесоюзного дня работников хэппенинга». Началось все как обыкновенная тусовка – компания отправилась к Алексею Каменскому, который на помойке нашел огромный холст, метр на два. Применение находки было найдено быстро – за пол часа была нарисована роскошная картина под названием «Охота индейцев на орла». Вот тут Константин Звездочетов и произнес историческую фразу: «Я, братцы, мухомор». В официальных документах группы также сообщается, что «первые мухоморские прошли в пьяном угаре, матерщине, панк декламации». Доверять этим мифологическим рассказам следует верить только с большими оговорками. Эти литературные юноши из интеллигентных семей, театралы и синефилы, не вылезавшие из «Иллюзиона», как-то не очень хорошо подходят на роль необузданных панков, каких-то отечественных Sex Pistols. В этом противоречии нет ничего удивительного – всякий осмысленный жест, даже с виду до крайности экстремистский, в те благословенные времена оказывался прежде всего литературной программой. Когда «мухоморы» встретились с настоящим панком, можно сказать, отцом всех панков, по прозвищу Свинья, произошла очень смешная история. Вышеупомянутый Свин в боевом наряде стал знакомится с бородатым и заросшим Свеном Гундлахом. Один говорит: «-Я – Свен», а другой ему отвечает: «А я – Свин». И каждому из этих двух интеллигентных и застенчивых молодых людей казалось, что над ним как-то изощренно издеваются.

            «Мухоморы» первыми после футуристов превратили свой имидж в настоящий художественный проект – «мухоморы носят одежды красивые и модные, танцуют танцы изящные и зажигательные, акции и перформансы делают умные и загадочные». И не скрывают того, что заняты всеми этими важными делами лишь для того, чтобы нравиться девушкам. Все эти незатейливые и очень человечные желания часто выливались в акции, сопряженные с реальным риском для жизни участников. Во время перформанса «Расстрел» участникам акции, среди которых были ребенок, еврей и беременная женщина, предложили добровольно пойти на расстрел. Бросили жребий и вытянувшего расстрельный номер повели в лес, спустя какое-то время прогремел выстрел. Затем «тело» было торжественно вынесено из кустов.

            «Случай в котельной» (1979) – перформанс, в ходе которого какие-то наглые денди злобно метелили бедного работягу прямо на заводе. Сказка ложь, да в ней намек – в реальной жизни чаще рабочая молодежь била модников за отклоняющееся поведение при попустительстве правоохранительных органов. Утром одного прекрасного дня, в начале акции «Сокровище», на поляне в лесу в специальном ящике закопали Свена Гундлаха. А потом ведущие представители московского концептуализма во главе с Андреем Монастырским приехали на место действия и стали перекапывать поляну в поисках «сокровища». Совершенно ошалевший и почти задохнувшийся Свен, который два часа провел в компании случайно попавшей в захоронение мухи, выскочил и убежал в лес. При этом художников интересовало только одно: «Нам было интересно, что почувствует Свен и что почувствуют окружающие, когда вдруг они обнаружат его под землей». А сам Свен вполне авторитетно заявил в культовом рок журнале «Ухо»: «Мы производим действия ради них самих. В этом наше коренное отличие от театра. Там актеры что-то такое изображают, отображают и т.п. А мы просто выкапываем из земли человека, который был там закопан в ящике два часа назад, и ничего не хотим этим сказать, кроме того, что все пришли на поле и начали копать и выкопали чувака какого-то, который вылез из земли и убежал в лес. Все! Никаких ассоциаций, реминисценций, и прочей искусствоведческой бредятины!»

            Но апофеозом мухоморского рафинированного идиотизма, художественного волюнтаризма и полного пофигизма была акция «Кто сей божественный фиал разрушил, как сосуд скудельный». Звездочетов, завернувшись в красное полотнище, стоял в туркменской папахе и смотрел драматическим взором на присутствующих, а в это время Гундлах и В, Мироненко били об пол надувными бревнами. А потом все встали и принялись раскачиваться, держась за руки, под песню Окуджавы «Возьмемся за руки, друзья».

            Подражание древним, то есть футуристам, вылилось в совершенный концептуализм жизни. Простой поход компанией на чей-то день рождения непременно нужно было превратить в акцию, скажем, напялить при входе банные халаты. По этому поводу Константин Звездочетов с удовольствием вспоминает: «Мы эпатировали публику, нас, собственно, ради этого и приглашали». Тем не менее компания собиралась в высшей степени серъезная, запросто вмешивала в большую политику, однажды написали открытое письмо Маргарет Тэтчер с требованием освободить мальдивские острова (то есть «Мухоморские») острова, а также провели публичную лекцию о вреде нейтронной бомбы. В планы «Мухомора» входил и переход от художественного эпатажа к непосредственным террористическим акциям.

            Был составлен «Перспективный план похищения из Третьяковской галереи картины А. Иванова «Явление Христа народу»». Группа мухоморцев в масках, угрожая привести в действие взрыватель, должна вынести означенное полотно размером (5,5 х 7,5 м) из Третьяковки и, захватив самолет, вывезти картину в Саудовскую Аравию, поменять ее там на миллион баррелей нефти, затем продать нефть в США по спекулятивным ценам. Но весь этот террористический балаган, оказывается, преследовал высокие цели. После всех приключений «мухоморы» тайно возвращаются в СССР, на вырученные деньги строят музей концептуального искусства и учреждают ежегодную мухоморскую премию за лучшее концептуальное произведение искусства. Так что мухоморская диверсия преследовала высокие цели – то, что уже в 1990-х было названо «построением инфраструктуры современного искусства». При этом «Мухоморы» настаивали на своей оппозиционности по отношению к искусству как таковому и заявляли: «Для нас хорошо то, что еще не стало искусством». Поэтому по отношению к своим старшим товарищам, нонконформистами, которые занимались очень уж серьезными делами, «Мухоморы» демонстрировали какой-то веселый антагонизм. Когда элита андеграунда пригласила молодых провокаторов в один светский салон, те устроили там «Вечер памяти поручика Ржевского». Патетическими голосами читали скабрезные истории, совершенно серьезно заявляя, что жизнь поручика – исторический факт, доказательством служат его многочисленные, свеженаписанные портреты. Публика, которая ожидала услышать нечто высокопарно-концептуальное, была в шоке. В общем, ничего святого, никакого почтения к старшим. К западному искусству, высокому идеалу, к которому должен стремиться каждый настоящий художник, относились с большим подозрением. Признавали только дадаистов, о которых не знали почти ничего. Уважали и Сальвадора Дали: не за его картинки, которые считали пошлыми, но за непрерывный перформанс в жизни. Особенно любили рассказывать про аудиенцию, которую дал Дали Араму Хачатуряну. После многочасового ожидания в приемной раздались звуки «Танца с саблями», перед изумленным советским композитором прогарцевал сюрреалист на коне ив кавказкой бурке. Потом вышел дворецкий и объявил, что аудиенция закончена. В точности, следуя заветам Сальвадора Дали, «мухоморы» однажды решили, что настала пора проснуться знаменитыми. Правда, решение «пойти в народ» сильно контрастировало с идеалами нескольких поколений нон-конформистов, которые с опасливым высокомерием относились к ничего не ведающим простецам и культивировали образ одинокого гения, «которого поймут только потомки». Но на «Мухоморах» закончилась героическая история эстетического противостояния власти и независимых гениев, начались времена настоящего андеграунда, находящегося в оппозиции ко всем на свете.

            Замечательно, что предложение стать поп-звездами пришло вовсе не от коллег-художников, а из совершенно другой среды. Евгений Матусов, деятель рок-андеграунда, с которым «Мухоморы» познакомились на акции «Расстрел», предложил распространить в широкие народные массы мухоморскую поэзию под звуковое сопровождение. Матусов, участвовавший в издании подпольных рок журналов «Ухо» и «Зеркало», принес на запись профессиональный микрофон. Процесс записи сам по себе превратился в перформанс – на одну дорожку записывался голос чтеца, на другую – заранее подготовленная фонограмма из обширной коллекции пластинок Алексея Каменского, который по совместительству был членом Московского общества филофонистов. Для саунд-трека выбирали самое банальное, те самые мелодии, которые с утра до ночи транслировались по официальным радиоканалам от Джо Дассена да Поля Мориа. Не забыли и «Танец с саблями» - в качестве специального оммажа Сальвадору Дали. Тексты лежали на столе в виде хаотично разбросанных машинописных листков, из которых интуитивно точно выбрались созвучные музыке произведения. «Английское» вступление читал Владимир Мироненко, который в школе изучал французский, и поэтому все слова произносились им по транскрипции, написанной русскими буквами. Для обложки 50-минутного опуса использовались высокохудожественные ягодицы одного из участников проекта, демонстративно написавшие над грудой червонцев. Несмотря на столь откровенно антикоммерческий запал, «Золотой альбом» был растиражирован на нескольких десятках 60-минутных кассет. Матусов провел рекламную кампанию и начал распространение супершлягера по спекулятивной цене. Но для начала новый художественный проект был предъявлен концептуалистской общественности – Илье Кабакову, Андрею Монастырскому, Дмитрию Александровичу Пригову, Всеволоду Некрасову в качестве «сложной теоретически-эзотерической авангардной композиции». Гуру московского концептуализма ко всему этому безобразию отнеслись как-то холодно, зато широкие народные массы восприняли «Золотой диск» на ура. Рок-культура сочла этих художественных хулиганов своими ребятами, кассеты разошлись немыслимыми тиражами, «Мухоморов» стали приглашать на подпольные концерты, не подозревая, что те толком не умеют играть ни на одном инструменте. До сих пор некоторые монстры рока, такие как группа «ДК», называют «Мухоморов» основоположниками рок-поэзии золотого века. В конечном счете и некий Шнур тоже приходится «Мухоморам» прямым наследником. Правда, новым поп-звездам этот шоу-бизнес быстро наскучил. «Продолжать наносить удары в одну и туже точку нам было уже не интересно», - вспоминал потом Сергей Мироненко. И хотя новых подвигов на ниве рок-музыки «Мухоморы» так и не совершили, их всенародная слава продолжала расти сама собой. «Золотой диск», записанный в 1981 году, завоевал максимальную популярность к 1983 году, а уже в 1984 году он был указан на почетном четвертом месте в списке групп, запрещенных к публичному прослушиванию, обогнав AC/DC, KISS и «Зоопарк». Отдельные вирши ушли в народ и их часто можно было услышать на разнообразных сборищах и тусовках. Но именно эта всенародная слава и оглушительный успех и привели к фатальному результату. В мае 1984 года «мухоморы» продолжили свою карьеру в рядах доблестной Советской армии, не смотря на то, что, как разумные молодые люди, они заранее выправили себе освобождение по состоянию здоровья и другим важным причинам. Под эту замаскированную репрессию не попали только Алексей Каменский, который от деятельности группы отошел, да Сергей Мироненко – он числился главным художником воркутинского театра, так далеко его искать не стали. А брата его, Володю, в конце концов вытащил с космодрома «Капустин Яр» родной дедушка-маршал. Свен Гундлах обустроил в стиле чистого соц-арта все красные уголки сахалинского гарнизона, а Константин Звездочетов продолжил карьеру рок-звезды, исполняя сослуживцам композицию «Солдат стройбата» с «Золотого диска» и декламируя суры Корана товарищам мусульманской национальности. Хорошее образование, как оказалось, помогает даже в стройбате.

            Так что время «мухоморы» провели неплохо. Правда, периодически соответствующие органы напоминали: ребята были отправлены вовсе не на курорт, а проходить школу жизни, то есть маршировать на плацу, чистить нужники и рыть окопы. Когда все закончилось, оказалось, что никакого прежнего драйва к коллективному творчеству не осталось, пришлось оттягиваться по одиночке, сохранив гордое имя «мухомор» как хороший бренд. Особенно он пригодился во времена «русского бума» периода перестройки, когда экс-«мухоморы» объездили с выставками полсвета. Карьеру рок-звезды продолжил только Свен Гундлах, организовавший из друзей художников рок-группу «Среднерусская возвышенность». Несмотря на то, что никто из участников этого музыкально-художественного проекта так и не взял на себя труда разучить толком хотя бы пару аккордов, и этот проект тоже стал звездным – записи расходились колоссальными тиражами, в салонах такси зазвучала уже «Двухголовая птичка» и «Галя, гуляй!» бесподобно-гнусавом исполнении. Впоследствии проповедник истинного рок-н-ролла Артемий Троицкий назвал «Среднерусскую возвышенность» лучшей группой всех времен и народов. Однако и это дело тоже довольно быстро надоело. Гундлах решил, что гораздо круче стать акулой бизнеса, забросил и музыку и искусство. Самое забавное, что и этот проект тоже оказался успешным – сейчас у Гундлаха большое дизайн-бюро. Братья Мироненко также ушли в бизнес и дизайн. Все кончилось хэппи-эндом. По крайней мере, на ретроспективу «Мухоморов» в галерее «Е.К.Артбюро» зимой 2004 года участники приехали на дорогих иномарках. Пешком с той выставки вышел только Константин Звездочетов, единственный из великолепной пятерки, кто остался защищать бастионы современного искусства – он участвовал в бесчисленном количестве московских и зарубежных выставок, а в прошлом году представлял Россию на Венецианском биеннале. Все случилось именно так, как и предвещал Владимир Кара-Мурза: «В потомстве «мухоморов» / Воздастся «Мухоморам» / Морями мемуаров / Хоругвей с бахромой».